Кроме того, в результате обыска обнаружились пачка сигарет, зажигалка и конверт. Рас повертел находки в руках, конверт раскрыл. В нем лежало письмо, написанное от руки по-английски. Рут Биванс, женщина из английского города Ливерпуль, посылала любовную весточку Элу Листеру, который лежал сейчас бездыханным в храме бога Бастмаасы и должен был скоро пополнить собой содержимое ненасытного крокодильего чрева. Рут тосковала о том дне, когда вернется ее возлюбленный, и выражала надежду, что он не будет так ревнив и несдержан, как в последний раз. Он должен ей доверять — кроме него, она не взглянет ни на одного мужчину.
Письмо снова слегка взволновало Раса — впервые юноша действительно почувствовал, что за скалами, за синим сводом небес и впрямь существует неведомый большой мир. Должен существовать.
Выводы Евы несколько отличались от его собственных.
— Письмо отправлено из Англии с месяц тому назад и вручено в Аддис-Абебе, столице Эфиопии. Кому-то пришлось за ним съездить, — сообщила она.
Щелкнув зажигалкой и добыв из нее огонек, Ева заставила Раса подпрыгнуть от изумления. Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Блаженное выражение мигом слетело с ее лица — вместе с мучительным кашлем. Скорчив гримасу, Ева отшвырнула сигарету:
— Дьявол, ну и мерзость! Это, пожалуй, даже к лучшему: когда меня снова потянет курить все подряд, надо лишь вспомнить об этом.
И она метнула следом всю пачку. Затем, вздохнув, сказала:
— Думаю, у пилота был радиопередатчик. И полагаю, что наш неведомый враг навряд ли так уж стеснен в средствах, чтобы ограничиться одним лишь вертолетом на башне — так любая случайность может превратить в робинзона. Лучше бы нам поторопиться.
Рас швырнул мертвеца в бассейн. Тело с громким всплеском исчезло под водой. Гигантская рептилия скрывалась сейчас в глубине бассейна. Рас снова пощупал Биджагу и убедился, что если тот даже и не переступил еще порог между жизнью и смертью, то разницу ему, Расу, не уловить. Он отнес вонсу к парапету и сказал:
— Прости меня, Биджагу! Я и вправду верил, что именно ты убил моих мать и отца. Клянусь тебе, что отомщу тому, кто виноват в моем заблуждении; убью его, будь он даже бог, а не человек!
Рас поднял бесчувственное тело над головой и забросил его подальше. Биджагу, погрузившись вначале, через мгновение показался лицом кверху — словно хотел бросить прощальный взгляд на Раса — и снова скрылся под водой, уже окончательно. Почти сразу же в дальнем конце бассейна всплыл Бастмааса, ударом чудовищного хвоста послал себя вперед и нырнул следом за уходящим в глубину телом.
Выйдя из храма, Рас подхватил челнок с веслами и поспешил к восточному берегу острова. Ева несла следом винтовку и револьвер. Гилак, заметив, что они отбывают, ничего не стал предпринимать, лишь проводил беглецов внимательным взглядом. Обойдя храм, они подобрали под стеной копье и вскоре уже плыли по озеру. После высадки на его дальнем, восточном берегу Рас захватил с собой челнок и спрятал его, лишь когда беглецы отмахали с полмили от озера, в глубокой лощине. Прежде чем они добрались до холмов, пришлось долго продираться сквозь густые прибрежные заросли. Там, в холмах, и устроили привал — Рас отправился на охоту, Ева собирала хворост. Часом позже Рас вернулся с добычей — панголином. Ева поинтересовалась, не попадался ли Расу на глаза вертолет. Рас ответил, что не видел его, но слышал — должно быть, крутится в окрестностях озера.
Утомленная, Ева прилегла и, пока Рас разделывал тушку пожирателя муравьев, а затем с помощью зажигалки разводил костер, вздремнула. Рас, совершенно очарованный новой игрушкой, никак не мог нащелкаться, налюбоваться на мгновенно вспыхивающий язычок пламени. Костер немного дымил, но Раса это мало тревожило. Он прожарил мясо, затоптал угли и только затем разбудил Еву. Они подкрепились. После еды Ева убедила Раса поспать, сама же осталась на карауле.
На землю пала ночь. Высыпали звезды, но до восхода луны оставалось еще несколько часов. Беглецы закусили остатками мяса, и Рас сменил на посту женщину. Звуки, издаваемые в джунглях ночными охотниками, стали брать верх над затихающими дневными. Пора, решил Рас. Прихватив по пути челнок, они вернулись к озеру. На противоположном берегу, где днем полыхал пожар, Рас не сумел углядеть ни единой искорки. Либо все там выгорело дотла, либо шарикту все же сумели справиться с пожаром.
Большая часть плавания по озеру к речному устью прошла при свете одних только звезд. Небо чуть светлело на востоке, выдавая ночное светило, медлящее перед тем, как выглянуть украдкой из-за горизонта. Впереди, на северном берегу озера, мрачными пятнами непроницаемо темнели рощи. Где-то посреди них находилась протока, еще невидимая Рас угадывал направление не глазами — чутьем. Эта протока была их первой целью на пути к болоту несколькими милями к северу.
Рас сидел на носу челнока и загребал не часто, но мощно. Западный ветерок совсем улегся. Юноша почувствовал — а может, ему лишь почудилось — прикосновение к веслу рыбьего хвоста. Нечто чешуйчатое, зевающее, пучеглазое скользнуло по веслу и кануло во тьму. Во тьму и холод, царившие в глубине.
Тьма и холод там царили.Никогда там слез не лили —слишком холодно и сыро там для слез.Если ты живешь в печали,дышишь только лишь слезами —не заплачешь ты от боли, от угроз…
Тяжело дыша, Ева взмолилась:
— Давай остановимся хоть на минутку! У меня уже руки весла не держат — просто отваливаются! И спина прямо одеревенела — сейчас треснет!
Сам-то Рас мог еще долго продолжать грести в том же темпе, но предпочел воспользоваться случаем и прислушаться к окружающей тишине. Челнок, замедляя ход, скользил еще по инерции, затем стал тихо разворачиваться по течению — его нос как бы принюхивался к востоку. Рас слушал. Самым громким звуком было дыхание Евы. Между ним и берегом — зона безмолвия. На берегу — затухающее курлыканье ночной птицы. Далекий, едва различимый стон крокодила. И почти неуловимый за ним, как отпечаток ноги в жидкой трясине, еще какой-то хорошо знакомый звук. Он стих прежде, чем Рас сумел опознать его. Осталось легкое беспокойство, но вскоре прошло.
Осторожно, чтобы не опрокинуть утлую посудину, Рас склонился ухом к воде Он слышал лишь плеск мелкой волны о борт челнока. Больше ветер не доносил ни единого звука. Пахнуло плесневеющей древесиной, гнильцой прибрежного ила; ветер принес запах перезревших плодов, волну свежего аромата неведомого ночного цветка с быстро ускользающим намеком на менее приятный запах — чего-то вроде протухшего крокодильего яйца.